Глава 7

Де-жа-вю

 

     Толи с похмелья, толи от недопития Чапаеву приснился идиотский сон: будто он судиться военно-полевым судом вместе со своим штабом, приговаривается к расстрелу и приговор приводиться в исполнение. Более дурацкого сна ему видеть еще не приходилось. Кряхтя, встал, умылся, оделся.

     Газеты, телевидение как-то привычно, серо, буднично повествовали о том, что в Баку опять резня. Называлось количество жертв. Мировая и союзная общественность вяло и дежурно протестовали. Горбачев для прекращения кровавой междоусобицы, вспомнил о формуле: ВДВ+ВТА=советская власть в Закавказье, и дивизия была поднята по тревоге.

     Предвидя возможные крупные неприятности, пользуясь тем, что “Южный вариант” – понятие весьма растяжимое и всеобъемлющее, Василий прихватил с собой две артиллерийские батареи и зенитный дивизион ЗУ-23-2. Как зенитное средство “зеушка”, конечно, дрянь. Вероятность поражения самолета батареей – ноль целых двенадцать сотых, но прекрасно зарекомендовала себя в стрельбе по наземным целям, даже против танка. Пробить броню она, конечно же, не может, но мелкие ее снаряды сносят с тела танка все: прицелы, фары, тримплексы, прожекторы, антенны, и в конечном итоге ослепший и оглохший танк может только обиженно реветь, но боеспособность утрачена.

     “Южный вариант” – это совершенно гениальное изобретение мыслящего человечества. Дается определенное количество самолетов, ты волен брать в них все, что заблагорассудится: хочешь – артиллерийский дивизион, хочешь – зенитный, в любом соотношении БМД и БТРД, любое количество боеприпасов. Потом летишь, куда пошлют, и делаешь так, чтобы там было хорошо. Что такое хорошо и как его добиться – твои трудности. Сложиться все удачно – никто не потребует отчета, зато, если что-то сорвется, что-то не так, как представляется неведомым, но милым политическим “рулям”, - начнутся разбирательства. Отмахнуться от них тяжело, ибо письменного приказа нет, а слово к делу не пришивается. Придраться могут к чему угодно. Например, к “знаменитым” саперным лопаткам. В свое время их брали не как оружие, а как средство обороны в условиях отсутствия касок и бронежилетов. Лопатой солдат мог, как ракеткой, отбить летящие в него камни, прикрыть лицо. Это потом уже выяснилось, что ими можно “кроить” черепа без последствий, этакая казацкая шашка конца двадцатого века.

     Все было, как всегда: строго в установленное время колонны полков совершили марши на аэродромы, споро и организованно загрузили технику. Первым ушел на Баку 137-й гвардейский Рязанский парашютно-десантный полк. Чапаев взлетел с первым самолетом Тульского полка.

     Зима, светает поздно, темнеет быстро. Самолет, в котором летел комдив, приземлился в густых сумерках на аэродром Кала, что в 30 километрах от Баку. Кругом ненавязчиво постреливали. Встретили его начальник штаба дивизии и командир Рязанского полка. С ними был какой-то летный начальник, который тут же торопливо доложил, что по фюзеляжу одного из самолетов прошлась длинная очередь, потерь нет, самолет вроде тоже серьезно не поврежден, но более детально об этом можно будет судить только утром.

     Начальник штаба доложил обстановку: “Рязанцы и костромичи выгрузились, построились в колонны. Выслали разведку и выставили охранение. К действиям готовы! Въезды на аэродром забиты КамАЗами с бетонными блоками и щебнем. Прикрыты эти импровизированные баррикады нагло ведущими себя группами численностью от 50 до 150 человек. Стрелковое оружие имеется, но относительно немного. Кроме того, подвижные группы на легковых автомобилях катаются по периметру аэродрома, обстреливают приземляющиеся и взлетающие самолеты. Группы противодействия высланы. Задача, - начальник штаба хмыкнул в темноте, - … задачу доложит… командир полка. Меня не было, а он ее лично от министра обороны получил”.

     -Докладай, полкан, в чем дело? – сказал Чапаев.

     -Разрешите воспроизвести, товарищ красный командир.

     -Ну, воспроизведи!

     -Министр обороны поднес мне к носу кулак и сказал: “Попробуйте, мать вашу так, не возьмите!.. Передай Чапаеву!”

     -Это все?

     -Все!..

     -А чего взять-то?

     -Да Баку. Больше здесь брать нечего.

     Задача – взять двухмиллионный город – знакомая и простая. Но тут Чапаева вызвал к телефону командующий ВДВ генерал-полковник Ачалов.

     КПП как КПП: окна, предусмотрительно заложенные мешками с песком, напряженные солдаты из аэродромной технической роты с автоматами в руках. Рассредоточенное паращютно-десантное отделение, прикрывающее и КПП, и этих солдат; за воротами во мраке – контуры большегрузных машин; между ними мелькают контуры людей, у которых в руках автоматы, двустволки: раздаются мат, вопли. Комдив попытался вступить с ними в переговоры:

     -Мне надо пройти, и я пройду. Я камни грыз, кровь мешками проливал, Одессу в рот имел, а вас просто раздавлю как тараканов! – проревел носорог в камуфляже.

     -Вы не пройдете… Мы все ляжем, но вы не пройдете… - слышалось в ответ.

     Под покровом темноты на аэродроме кипела работа. В трехстах метрах, справа и слева от КПП, саперы резали проволоку аэродромного ограждения, готовили проходы для машин. Колонны двух рот с потушенными фарами выдвигались в исходное положение. На броне каждой, десантом сидела еще одна рота. Хорошо груженые “Уралы” готовились к работе в качестве тягачей и толкачей. На бампере крепились 2-3 больших бревна, к ним 2-3 ската. На лобовом стекле – панцирная сетка, от пуль не спасет, а от камней и гранат – очень даже. Водители и старшие машин в касках и бронежилетах, окна открыты; у старшего – автомат наготове, у водителя – на коленях.

     Прибывший офицер доложил Василию шепотом, что все готово! Терминатор подвел итог разговору матюгами и под улюлюканье скрылся в дверях.

     Через проделанные проходы роты вырвались на шоссе. В считанные секунды замкнули клещи. Десант спешился и с криком “ура”, стреляя, атаковал с двух направлений. Ополчение с воплями разбежалось, побросав оружие, по находящимся на противоположной стороне виноградникам. Девяносто два человека были отловлены, сбились в кучу. “Уралы” растащили и растолкали КРАЗы и КамАЗы. Путь был свободен.

     Рязанский полк, а за ним Костромской двинулись на Баку. Тульский, комдив придержал в резерве, на случай непредвиденных обстоятельств. Командный пункт развернули здесь же, на аэродроме, в двух комнатах офицерского общежития. Рязанцы шли тяжело. В общей сложности им пришлось расшвырять, разбросать, преодолеть 13 баррикад разной степени плотности, на 30 километров. Дважды ополченцы прогоняли по шоссе пятнадцатитонный наливник с открытой задвижной, поливая асфальт бензином, и поджигали из кустов факелами. Колонну встречало сплошное море огня. Обтекающие по полям, по виноградникам части обстреливали. Эти километры стоили рязанцам семерых раненых с пулевыми ранениями и трех десятков травмированных кирпичами, арматурой, трубами, кольями. К 5 часам утра полки овладели назначенными им районами. С востока, со стороны аэродрома “Насосная”, в город вошла Псковская воздушно-десантная дивизия. Кроме того, масса мотострелков, подразделения, которых были укомплектованы наспех призванными “партизанами” из Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев. Тот же город, те же люди. Только недавно это был живой, бойкий, яркий, темпераментный город. Он цвел улыбками и клумбами, а теперь угрюмый и подавленный, захламленный, со следами боевых действий и ненавидящими всех и вся людьми.

     Началась работа по организации комендантской службы, по обустройству, по отлаживанию всех систем жизнеобеспечения. Не проходило суток, чтобы несколько солдат не были травмированы прилетевшими из мрака кирпичами. В этой обстановке Чапаев получил задачу захватить морской вокзал города, откуда группа активистов народного фронта численностью до 150 человек осуществляла координацию действий по сопротивлению войскам. В короткие сроки штаб дивизии спланировал операцию. К семи часам утра Костромской полк овладел объектом, взял трофеем первоклассный, построенный на верфях Финляндии пароход, где непосредственно располагался штаб народнофронтовцев. Внезапно, с моря подошло судно, развернулось бортом метрах в 250 от берега, два десятка автоматчиков открыли по полку огонь. Роты ответили: четыре БМД-1 выползли на причал, каждая машина всадила в судно по две кумулятивные гранаты, судно загорелось. Уцелевшие боевики прыгнули в благоразумно привязанную за кормой моторку. Им дали уйти.

     В захваченном вокзальном ресторане оказался накрытый завтрак, человек на двести: шашлыки, балыки, икра. Бойцы взяли его в плен.

     Чапаев в УАЗике, выдвинулся на подступы к площади Ленина. По мере приближения к площади количество людей все увеличивалось, проспект был забит. Василий вышел из машины и в сопровождении эскорта из автоматчиков врезался в толпу. Вход на площадь закрывали “бэтээры” дивизии внутренних войск имени Дзержинского и кордон из вооруженных до зубов солдат. С первого взгляда стало ясно, что площадь велика: метров 800-900 в длину и до двухсот в ширину. Примыкает она к зданию Дома Советов и раньше, использовалась для проведения различных торжеств. Все это громадное пространство, скверики, примыкающие к нему со стороны набережной, были заполнены народом, где - гуще, где – реже. Тысяч четыреста. Красный командир прошел по ней взад-вперед, позыркал. Юноша интеллигентного вида развернул плакат, на котором красовалась надпись: “Ты – раб, ты – вор, ты – армянин”. Подпись под цитатой была пушкинская. Юноша громко восхвалял великого русского поэта, написавшего эти слова. В кустиках под деревами раскинулась масса палаток. На деревьях огромное количество лозунгов на русском, азербайджанском и других языках. Здесь же массово резали баранов, жарили шашлыки, варили суп под забавным названием. Внутренности, шкуры, вонь. По кустикам народ, за неимением другого места, справляются естественные надобности. На ступеньках Дома Советов толпа, переделав фамилию первого секретаря ЦК КПА Визирова на армянский лад, скандирует: “Ви-зи-рьян! Ви-хо-ди! Ви-зи-рьян! Ви-хо-ди!..”

     Чапаев пробился к телефонной будке и позвонил Министру Обороны в Москву. Вкратце доложил обстановку.

     -Немедленно атакуйте! Вырвитесь на площадь! Оцепите Дом Советов! Разметайте и растопчите, раздавите гадину контрреволюции!

     С казацким многословием, отпустив повешенной трубке простые, идущие к сердцу слова вышел на улицу. Добрался до машины, прикатил в штаб. Атаковать было рано, стоило подождать несколько дней, а невыполнение приказа можно списать на неполадки связи разъединившей собеседников.

     Решено было восстанавливать порядок постепенно: ввести комендантский час, арестовывать зачинщиков, установит блокпосты. Пару дней население игнорировало военное положение, перло в наглую, а главный начальник аптек приказал выдавать лекарства написанные только на азербайджанском языке. Из города устремились многочисленные колонны армянских беженцев.

      Приклады, автоматные очереди, застенки ЧК быстро налаживали порядок. Но саботаж поддавался тяжелее. Прорвало на проспекте сантехнику, фекалии затопили микрорайон, а слесаря попрятались. Пришлось опергруппе отлавливать и наряжать. Начальник местного КГБ прибыл в штаб в полной униформе Шерлока Холмса: черное длиннополое кожаное пальто, черная кепка – “аэродром”, широкий черный шарф, закрывающий половину лица до носа, промежуток между кепкой и шарфом занимали черные очки – не хватало трубки. Не снимая ни одного из атрибутов, в течение часа с многозначительным видом он выслушивал задание, в конце хрипло каркнул: “Все будет, шеф!..” и исчез.

     Митинг на площади все  продолжался. Визиров все не выходил и слово народу не молвил. Недоумение и удивление по этому поводу сменились презрением и ненавистью. Количество людей на площади волнообразно прибывало и убывало. Смрад все возрастал. Сто тысяч человек способны разово на-гора выдать тридцать тонн мочи. Все эти тонны оседали под окружающими площадь кустиками и деревьями. Те сохли. Напряжение прирастало в значительной мере прибывающими беженцами из Армении. Оборванные, зачастую избитые, как правило, без гроша за душой и без корки хлеба, истеричные, рыдающие, скрежещущие зубами – это были страшные, одновременно вдвойне несчастные люди. Жившие веками на территории Армении, во много утратившие язык, обычаи, нравы, они сразу же  наделялись презрительно кличкой “Ераз” – ереванский азербайджанец. К ним относились преимущественно презрительно, в лучшем случае с брезгливым состраданием. Власти ограничивались выдачей пятидесяти рублей на душу. Прибывшие организовались и принялись выселять из квартир армян. Бродя в пьяном угаре по подведомственному городу, Василий, попал во дворик частного дома и стал очевидцем передела. Посередине дворика остывал труп мужчины лет тридцати. Голова развалена мощным ударом, здесь же валялся кусок витой арматуры с остатками крови и волос. Во дворике начальник РОВД, полковник милиции диктовал сержанту:

     -Причина смерти – инфаркт миокарда.

     -Это вы про такое пишете? – возмутился комдив.

     -Так точно!

     -Какой тут, к чертовой матери, инфаркт миокарда! Вот арматура, его убили, и он мяукнуть не успел!

     Невозмутимо глядя в глаза, полковник заявил:

     -Товарищ Чапаев, вы не понимаете. Его ударили, в результате удара образовался инфаркт, в результате инфаркта он умер. Вот и врач подтверждает.

     Врач закивал. Чапаев захохотал и похвально похлопал полковника по плечу:

     -Молодец!

     

     Около девяти вечера, в армянском хуторе погас свет. Жил этот хутор, как осажденная крепость, экономил все и вся, никаких лишних движений, и вот прекращается подача электроэнергии. В головах мгновенно аналогия: февраль, Сумгаит, тоже прекращение подачи, и через двадцать минут начало дикой резни. Хутор встал на дыбы! Мужчины с топорами, кольями, дробовиками, воющие какими-то нечеловеческими голосами женщины, зашедшиеся в диком, истерическом плаче дети. Солдат охранявшего хутор батальона буквально рвали на части. Каждому хотелось, чтобы танк стоял у него во дворе, каждый требовал, чтобы у него было минимум два солдата, лучше отделение. Солдат спрашивали: “Научил ли тебя дяденька взводный стрелять? Сколько у тебя патронов?” Сколько бы ни было, все равно говорили: “Мало! Бери еще”.

     Напряжение и истерики стремительно нарастали. Василий Иванович поднял по тревоге весь батальон, оцепил район, привел в готовность номер один все резервы и пошел к первому секретарю райкома Афиятдину Джалиловичу Джалилову. Афиятдин Джалилович мужчина был крупный и видный, с исключительно откормленной физиономией и дивным цветом кожи. В районе он был султан. Все без исключения посетители, включая второго и третьего секретарей, входили к нему за три метра до двери согнув спину в вежливом поклоне в тридцать градусов. Неслышно открывая на себя первую дверь, ведущую в кабинет, деликатно постучав костяшкой согнутого пальца во вторую, и выходили тоже задом, принимая нормальное положение в какой-то одной им известной точке. Сложившаяся исторически традиция.

     Чапаев открыл обе двери ногой, с порога матерясь, прошел и сел:

     -Афиятдин Джалилович, в армянском хуторе погас свет! Там дикая паника. Давайте будем меры принимать…

     -Василий Иванович! Ну что вы беспокоитесь, надо же экономить электроэнергию.

     Чапаев достал пистолет и положил перед собой:

     -Ты летать умеешь?

     -Кы-кы-как? – начал он заикаясь. “Розы” на его щеках увяли.

     -А вот так, если сейчас с балкона – вверх или вниз полетишь?

     В воздухе повисла пауза.

     -Так вот, если летать не умеешь, бери любые телефоны и звони. Через час свет должен быть. Ни слова по-азербайджански. Первое предупреждение – рукояткой по зубам, второго – не будет.

     Через сорок минут свет был.

 

     Один осетин проживал в маленьком финском домике на двоих с соседом, а в квартире, которую ему выделили и потребовали немедленно заселиться, не было ни электроэнергии, ни тепла, ни газа. Он пошел в домоуправление возмущаться: как же ему с маленькими детьми и парализованной матерью въезжать в такую квартиру? По планам начальника ЖЭУ, в половине домика осетина предполагалось разместить склад. Потому начальник был крут: сутки на выселение и никаких разговоров! Осетин воспротивился и не съехал. Подрыва единоначалия начальник ЖЭУ не потерпел и для восстановления законности и правопорядка прибыл к домику осетина во главе войска, состоящего из живой силы – семь слесарей и боевой техники – крановой установки с металлическим шаром на тросу, весом полтонны. Осетин, будучи мужчиной гордой кавказской крови, забаррикадировался в своем жалком жилище вместе с женой, детьми и бабкой.

     -Осетин, выходи! – раздались угрожающие крики.

     В ответ гордое молчание человека, готового умереть, но не сдаться.

     Начальник ЖЭУ открыл боевые действия. Слесаря разломали забор, побили стекла, обрезали электроэнергию, отключили газ. Но действия это не возымело. Тогда подключили тяжелую артиллерию. С криками “Осетин, выходи!” пустили в дело установку, и нанеси удар по крыше дома. После третьего удара пораненный осколками осетин осознал бесполезность сопротивления и сдался вместе с семейством на милость победителей. Но торжествующие победители милосердия не проявили: порядка для навешали ему по фонарю под каждый глаз и разбили нос. В отношении перепуганной семьи ограничились только словесными выпадами. Старательно перебили всю черепицу на крыше и удалились.

     -Живи теперь, скотина, если сможешь! Знай, кто тут начальник!

     Осетин пришел жаловаться. Чапаевские хлопцы приволокли в штаб председателя исполкома и зама по строительству, а так же начальника ЖЭУ. Джалилов, кем-то оповещенный, явился сам. За жэувским начальником увязался длинноносый карлик, просивший заставить начальника принять взятку в двадцать пять рублей за оформление документов по обмену квартиры.

     -Понимаэш, товарыш командыр, я ему говорю только два листочка, двадцать пят рублэй даю. Он мне гаварыт: У менэ чертожнык мэнше ста не бэрот. Я ему говорю – два листочка, двэ мынуты – двадцать пят рублэй. Он мнэ говорыт: “Пошол вон!” Товарыш командыр, пуст он возьмет двадцат пят рублей и оформыт докумэнты.”

     Начальника ЖЭУ доставили вместе с секретаршей, печатью и бланками. Усадили за стол, перед секретаршей поставили машинку, а Чапаев с начальником штаба поспорили громко и шумно. Василий утверждал, что хватит двух минут, Нша – никак не менее двух с половиной. Ударили по рукам на право высадить мозги начальнику. Начальник был по-своему хорошо воспитанным человеком, его лицо выражало справедливое понимание, что чапаевский выигрыш – дело его чести. Результат показал: одну минуту пятьдесят три секунды.

     За тем приступили к устройству дел осетина. Афиятдин Джалилович попытался взять бразды правления в свои руки:

     -Ну, я забираю их к себе, сейчас мы разберемся!

     -Нет, теперь уже я буду разбираться! – ответил комдив. – Всех троих в кабинет с городским телефоном. Под охрану. Выпустить, как только осетин и его обездоленный сосед продемонстрируют мне ордера на квартиры и доложат, что они ими довольны.

     В течение первого часа в отведенном кабинете стоял сильный шум на чистом азербайджанском языке. Преобладали голоса двух замов. Через 18 часов явился счастливый осетин с соседом. Представили ордера, доложили, что получили квартиры в доме улучшенной планировки и даже уже въехали.

     Обстановка на площади Ленина и вокруг нее тем временем продолжала накаляться. Тревожное ожидание чего-то непоправимого, тягостного, угроза насилия зримо ощущалась в атмосфере площади, и концентрация его все нарастала. Одновременно катастрофическими темпами надвигалась антисанитария. В ночь было принято решение силами дивизии имени Дзержинского очистить площадь.  Людям неоднократно в течение часа предлагали оставить ее пределы с гарантией неприкосновенности личности и указали маршруты и проходы. Плотные шеренги рослых, одетых в бронежилеты и каски, с щитами и дубинками дзержинцев подействовали отрезвляюще, и подавляющее большинство людей через указанные проходы покинули площадь. Прошел слух, что из кассы народного фронта, украли полтора миллиона рублей. Осталось тысяча самых непримиримых. Их замесили в фарш, погрузили в автобусы и повезли за город выводить в расход. Но по дороге автобусы остановились, и местная милиция позволила героям разбежаться.

     Уже к семи часам утра город оклеили листовками: “Солдаты на площади убили более ста человек! Отечество в опасности! Люди, вставайте!” И народ встал. Все подступы к площади были вновь забиты до горизонта. Ловили и смертным боем били армян, заодно евреев, осетин, грузин и всех, кто в той или иной мере был похож на ар. Били по лицу, а не по паспорту, громили и грабили квартиры и магазины, всевозможные мелкие лавочки, принадлежащие армянам. За считанные минуты превращали в груду металлолома легковые автомобили. Телефоны звонили не переставая. Окровавленные, избитые, ограбленные жалобщики шли потоками. Вой, стон и плач стояли туманом. Задержанными заполнили все изоляционные емкости, подвалы, зоны. Кровь на полу, кровь на стенах, кровь на лицах. Милицейские участки, штабы батальонов и полков напоминали гестапо. Но, постепенно, обстановка отстоялась, ярость утихла.

     Вечером по телевизору объявили о землетрясении в Спитаке и Ленинакане, об огромных жертвах. Все азербайджанское население города высыпало сразу же на балконы с громкими криками ликования. Орали, визжали, улюлюкали, дико хохотали. Вниз летели пустые бутылки, зажженная бумага, еще какие-то предметы.

     Для разбирательства произошедших инцидентов прибыла многочисленная группа следователей Прокуратуры СССР И Главной военной прокуратуры. Чапаеву следователь показал толстую стопку: перечень преступлений совершенной дивизией. Убиты сотни, ранены тысячи, украдено неимоверное количество машин, холодильников, ковров, денег, драгоценностей. К обеду на КП позвонил генерал-майор – старший группы следователей:

     -Вы командир дивизии Чапаев?    

     -Да, я, …твою мать!

     -Я хотел бы побеседовать с офицерами и прапорщиками полков.

     -Проблем нет! …Твою мать.

     К семнадцати часам офицеры и прапорщики сидели в летнем клубе. Клуб не имел крыши, зато по периметру был огорожен двух с половиной метровым забором. Не дуло. Чапай, встретил прокурора на входе, поздоровавшегося весьма сухо и неулыбчиво. Генерал обвел тяжелым взглядом аудиторию, выдержал паузу, погасившую проглядывающие кое-где улыбки, и резко и безлико начал:

     -Вы  в своих рядах скрываете уголовных преступников. Или сейчас здесь будет принято решение о их добровольной выдаче, или мы вынуждены будем забрать их силой!

     В клубе на несколько секунд повисла мертвая тишина, которая неожиданно разразилась хохотом, хохотом издевательским, недобрым. Прокурор на трибуне бледнел, краснел, аудитория безумствовала, разражаясь, все новыми и новыми приступами безумного хохота. Чапай, вызвал командира полка:

     -Савилов, кто у тебя охраняет следственную группу? …твою мать!

     -Взвод, семнадцать человек, три БМД.

     -Твою мать!… Охрану немедленно снять, исполнение доложить!

     Через семь минут полкан доложил:

     -Взвод снят, убыл в распоряжение роты!

     Генерал уехал, собрание разошлось. Через четыре часа позвонил:

     -Василий Иванович, вы знаете, я до сих пор не могу понять, что же у нас произошло. Черт знает что такое! Я приношу свои извинения вашим офицерам. Тут, знаете ли, издергали всего. Попробуйте меня понять. Я вам гарантирую, что мы разберемся во всем спокойно, беспристрастно и …я вас прошу, верните охрану, работать надо! Азеры уже у нас под окном костры разложили, шампуры приготовили, шашлык из нас делать будут…

     Инцидент исчерпали.

 

     По возвращении Чапаева в Россию, облвоенком генерал Сердечный сделал ему сюрприз; с бывшим своим сослуживцем, ординарцем Петькой, учинил стрельбу. Несколько лет тому назад, он купил очередной “Жигуль” и записал его на Петьку, дабы не показаться буржуем. Теперь решил тачку продать, договорился с покупателями и Петюней. Вызвал первого заместителя, приказал ему получить и принести пистолет. Сунул его в карман кожаной куртки и убыл, оставив замполита в величайшем недоумении по поводу того, как можно променять доклад на партсобрании на стрельбу в тире.

     В салоне машины, шло бойкое обсуждение суммы “навара”. После относительно непродолжительного диспута договаривающиеся стороны достигли консенсуса. Один из покупателей достал весьма внушительных размеров пачку пятидесятирублевок и отсчитал оговоренную сумму в пять кусков. Внешний вид пачки мало изменился. Соотношение отсчитанной суммы и оставшейся было столь разительно велико, что Сердечный мгновенно сделал вывод, что продешевил, и потребовал, по крайней мере, еще полстолька, аргументируя тем, что “у тебя, их много”. Банкир возразил:

     -Сколько бы ни было – все мои.

     Атмосфера мгновенно накалилась. Сердечный достал пистолет и попросил не доводить до греха. Банкир уперся. Генерал и один из покупателей вылезли из машины. Второй остался за рулем. Исчерпав словесные доводы, красный командир выстрелил в голову второго, но промахнулся. Тот дал по газам и под градом пуль скрылся за поворотом. Матерясь, как никогда раньше, он вставил новый магазин:

     -Ну, ты у меня за все ответишь! – встроил он смысловую нагрузку, адресуясь к первому, и разрядил по убегающему новый запас пуль. Одна попала в бедро на вылет, не задев кость. У Сердечного кончились патроны, он подозвал служебную волгу и скрылся, оставив в толпе зевак потрясенного Петьку.

     Когда Чапаев прибыл в штаб, он застал там ординарца в глубоком унынии:

     -Иди домой Петька, остограмься и ложись спать. Ничего не будет, екарный кобздец!

     Через некоторое время после его ухода раздался телефонный звонок. На том конце – сопение в трубку и вместо приветствия пьяный угрожающий голос:

     -Сопляк должен взять все на себя! …ее перманентная сущность…

     -Что все? …бога, душу, мать ее…

     -А все, в том числе и стрельбу, …мать разложи поперек…

     -Петька получит от меня строгий выговор за то что, якшается вне службы со всякой сволочью, …синус гиперболический растуда…

     -Ты… продифференцированный логарифм экспоненциальной функции обратной зависимости…

     Дня через два, военком позвонил жене Чапаева и блеснул знаниями известного раздела русской словесности. Узнав об этом, Василий взял конвой, осадил здание военкомата, ворвался в кабинет и высек его нагайкой.

     Военком развел бурную деятельность по выворачиванию истории на изнанку. Доложил министру, что стал жертвой рэкетиров, покупая тачанку, что Петька пытался его пристрелить. Историю замяли, генерала проводили на пенсию.

 

     В скорости дивизию бросили на подавление тбилисских волнений; осоловелыми глазами Чапай, смотрел, как среди аэродромной суеты, из севшего вне плана самолета, важно, выплывали два длинных правительственных ЗИЛа. Вышли несколько человек и среди них Шеварднадзе. После непродолжительного обмена мнениями все резво расселись по машинам и растворились во мраке.

     Главный каратель, генерал Родионов, требовал жестокости, жестокости, и еще раз жестокости. Василий вел колонну по городу и поражался его мертвенному виду: погашенные окна, фонари, редко где мелькнет огонек, ни одного прохожего, ни одного милиционера, даже собак и тех не было видно. Вымерший город, гнетущая пустота, тишина, и в этой тишине один звук – лязг гусениц. Воевать было не с кем; первого дня разгона митинга перед Домом правительства хватило, чтобы сломить сопротивление полностью. Миссия скоро кончилась.

     Василий Иванович вернулся домой. Стал делегатом очередного съезда КПСС. Расхаживая в непривычной обстановке подковерной борьбы невидимых группировок, слушая бормотание старцев, читавших первый раз собственный доклад на трибуне, подготовленный референтами, хватался за болтавшуюся шашку. Порубить бы их, сукиных сынов, соломкой… Однажды, напившись, он поднял дивизию и боевым маршем привел в столицу. Многие наложили в штаны, многие разбежались. Высшие военные чины нашли синего от перепоя Чапаева на башне БМД с бутылкой рома в руке и уговорили вернуться в казармы. На назначенной парламентской комиссии по расследованию инцидента, комдива пришлось отмазывать Министру Обороны.

     -Войска в город направлялись, для уборки на окраинах картошки.          

     -А зачем каски? – дознавалась комиссия.

     -Ведер не хватает под картошку, - парировал Язов.

     -А бронежилеты?

     -Холодно людям.

     -А бронетехника?

     -Из состава парадного расчета.

     -А боеприпасы?

     Министр сокрушенно развел руками:

      -Боеприпасы … армия у нас так воспитана… Говори, не говори, боеприпасы везде с собой таскают.

 

     В первых числах августа в Кремле, поздно вечером, тайно собрались министры, члены политбюро центрального комитета коммунистической партии во главе с президентом Горбачевым. Встрече предшествовали длительные прелиминарные переговоры, участники уже знали тему. Мероприятие давно обговаривалось, а его реализация откладывалась уже пару раз. Слово взял Горбачев. Его речь имела в сухом остатке, после отбрасывания лопотания, повторов и бессвязностей нечто такое:

     -Товарищи, все мы знаем обстановку в стране, власть расползается, рушиться. Уговоры не помогают, пресса, лидеры союзных республик выходят из подчинения. В такой атмосфере невозможно навести порядок, а медлить дальше смерти подобно. Нужно ограничить свободу слова, арестовать главных политических смутьянов и в первую очередь Ельцина, установить прежнюю дисциплину. На карту поставлено само существование союза. Переговоры показали, что оппозиционеры не удовольствуются любыми уступками, пока не заберут всего. Система оказалась не способной к реформам; она или сохраняется в неизменном виде, или разрушается до основания. Когда-нибудь, в будущем, может быть что-то сделано, но не теперь. Меры принимать нужно решительно, внезапно и без кровопролития. Если неподконтрольная нам пресса перестанет существовать в Москве, она исчезнет везде. Народ, приученный к повиновению, почувствовав сильную руку, смириться. Предстоит, по сути, легкая хирургическая операция.

     Меры такие: утром назначенного дня, в час икс сотрудники КГБ займут московские телецентр, радиостанции, редакции газет. Спецгруппа задержит Ельцина, ряд депутатов и некоторых известных бузотеров. В город входят несколько танковых дивизий, и пехотных полков. На всей территории страны вводиться военное положение; в столицах мятежных республик проводится московский вариант. Товарищ Крючков представит вам подробный план.

     Для сохранения моего имиджа как демократа и, борца за гуманизм, воплощать план в жизнь должны мои заместители. Я скажусь больным, пересижу несколько дней на своей даче в Фаросе. Когда вернусь, все успокоиться. Для координации действий по наведению порядка образуем, скажем, государственный комитет чрезвычайного положения, куда войдут человек десять. Вот кандидатуры: вице-президент, Премьер-министр, Министр Обороны, Председатель КГБ, Министр Внутренних Дел и еще несколько пользующихся уважением человек. Потом я, кого надо пожурю, кого надо награжу. Главным назначаю своего прямого зама Гену Янаева.

     Члены совещания единогласно поддержали председателя. Каждый понимал, что авторы изложенного плана, вдохновители идеи это “силовые” министры. Мало кому может придтись по душе участие в заварухе, чреватой мировым скандалом, да куда деться? Пару дней нервотрепки и сверли дырку для орденов, подставляй мешок для денег.

 

     В четыре часа по полудню, семнадцатого августа пьяный Чапаев бегал за голой Анкой по двору полковой кочегарки. Анна визжала, виляла широкими, полными, белоснежными бедрами распаляя комдива, хохотала, звала на помощь. Бойцы взвода, охранявшего отдых командира, посмеивались в кулак, завидуя его утехам. Уже пятый раз, выходя из сауны кочегарки, ныряли они в дворовый бассейн. Съедено и выпито было с размахом мировой революции. К околице подошел начальник штаба; как не неприятно ломать культурно-оздоровительное мероприятие, но приказ есть приказ.

     -Василий Иванович, вас срочно вызывает командующий, – крикнул он ему.

     -Во-первых,  раскуроченный шиш, я отдыхаю. Во-вторых, перегруженный челн, куда вызывает, к телефону или в Москву?

     -К телефону и срочно!

     -Петька! Коня!

     -А пусть командующий идет к нам, - пьяно и задорно предложила Анна, - я его веничком похлопаю.

     -Я покажу тебе веничком, - шалава! – огрызнулся Василий.

     Разговор с командующим, Пашей Грачиком, получился недолгим и маловразумительным. Василий вернулся париться.

     Девятнадцатого августа, в четыре утра, в его квартире раздался звонок. В половине пятого колонна дивизии вышла на трассу по направлению столицы. К половине одиннадцатого передовой командный пункт достиг кольцевой дороги. Улицы были забиты танками. Позвонил начальник штаба войск:

     -Василий Иванович, передаю приказ командующего. Тебе лично отправиться к Верховному Совету РСФСР, войти в контакт с начальником охраны и организовать охрану и оборону здания силами второго батальона Рязанского полка. Напугай этих …вспоротых ужей… окопавшихся в здании, заставь капитулировать.

     -Какие средства связи с собой разрешается взять? …незаряженный гроб…

     -Никаких. …перекрученный кант… Лично на уазике выезжай и возьми офицера.

     -С кем, горбатый ишак, контакт устанавливать, фамилия?

     -Поищи кого-нибудь. Хрен его знает. …перегрызенный шмат…

     -Проглаженный нос, где батальон?

     -Он, проолифленный крест, подойдет к Верховному Совету.

     Чапаев положил трубку. В конце первого часа, в сопровождении своего начальника штаба, он подъехал к Верховному Совету. Вокруг здания кипела лихорадочная работа, возводились баррикады. Люди выглядели возбужденными, их действия – судорожными и малоэффективными. Использовали все, что попадало под руку: троллейбусы, легковые машины, разные случайные материалы. Василий с Нша поднялся к зданию и спросил у постового милиционера, где найти начальника охраны. Постовой махнул рукой: “там”.

     Завидев военных, люди кричали:

     -Майор! Неужели вы будете в нас стрелять?

     -Майор! Вспомните, чему вы присягали!

     -Сволочи!

     -Да он не майор, он – генерал-майор!

     Чапай сопровождаемый шлейфом из нескольких сотен человек, выкрикивающих угрозы и ругань, достиг тыльных ворот. Увидел вооруженного автоматом майора милиции и приказал ему вызвать начальника охраны. Майор передал команду постовому, тот начал звонить. Толпа продолжала буйствовать, вернулся майор и доложил, что начальник охраны готов встретиться в приемной. Майор проводил в кабинет и вышел. Через несколько минут, появился полковник милиции в сопровождении подполковника. У полковника тряслись руки. Он представил своего заместителя, а сам назвался начальником охраны Бойко. Чапай, тоже представился, проверяя, хорошо ли загнана пуля в ствол пистолета.

     Полковник в ответ залепетал, что обстановкой не владеет, не контролирует, что его самого куда-то не пускают, а потом неожиданно окинул гостя хмурым взглядом:

     -С вашей камуфлированной формой, товарищ генерал, ехали бы вы отсюда!

     Подполковник все время молчал. Отшвырнув ногой стул, Василий Иванович потребовал городской телефон, позвонил командующему и доложил об отказе сотрудничать.

     -Пошли ты его на …прикарпатский карабах… Ищи батальон, выполняй приказ.

     Василий откланялся, вышел из приемной и под градом ругательств прошел через толпу к машине. К тому времени картина разительно переменилась. Появились краны, бетонные блоки, арматура. Людей тоже порядком прибыло. Комдив сел в уазик и попытался отъехать, но подступы оказались перекрытыми. Потыкавшись в разные стороны, машина, наконец, выбралась через газон на улицу и прямо по ступенькам съехала на набережную.

     Вдоволь накрутившись по перекопанным, заваленным бетонными блоками улочкам и переулкам, комдив выбрался на Садовое кольцо в районе улицы Баррикадной. Все кольцо оказалось запруженным сплошным нескончаемым морем стоящих машин. Проехать было невозможно. Оставив уазик в проулке, он перебрался на противоположную сторону и, зашел в какое-то учреждение, связанное с экологией. Поднялся на второй этаж и толкнул дверь ближайшего кабинета. За столом трудились несколько женщин:

     -Ну-ка брысь отсюда, – рявкнул он.

     Женщин сдуло ветром. Набрал телефон командующего доложил обстановку и получил приказ прибыть в штаб войск. Вышел из кабинета и столкнулся со служащим. Прямым ударом в лицо отбросил его в угол; продолжил следование. В штабе дали указание искать пропавший батальон.

     Василий вернулся на Калининский проспект. Батальона не было, хотя там потерять его трудно. Пришлось искать в близлежащих улицах и переулках. Нашел на какой-то стройке. Батальон был обставлен развернутыми в разные стороны БМД, как в свое время биваки казаков повозками. В центре небольшого пространства стояли построенные в линию ротных колонн люди, механики-водители находились при машинах. Вокруг – кучи строительного мусора; на лицах солдат и офицеров – растерянность и непонимание. Тут же бушевала толпа увещевавшая и стыдившая.

     Появление командира встретили возгласами:

     -Генерал сейчас все объяснит.

     Василий взобрался на бетонный блок:

     -Я …через ногу мать… пришел устанавливать порядок. Всю контру порублю к …разбарабанившемуся птурсу…

     Прения остановил, слез на землю. Велел механикам обслуживать технику и приказал оборудовать места ночлега, натянуть палатки, вырыть туалет и выставить парных часовых. Избавившись от мучительного и непонятного ожидания, услышав знакомые команды, люди взбодрились и энергично принялись за дело. Чапаев пошел позвонить из телефонной будки. По возвращении нашел высокопоставленную делегацию предлагавшую отвести его к Ельцину. Приглашение принял.

     Все подступы к зданию уже были перекрыты. Многочисленные баррикады ощетинились арматурой, трубами, досками. Народу еще поприбавилось. Дорожка шла таинственными тропами, через двадцать четвертый подъезд, на четвертый этаж в кабинет советника Скокова.

     После объяснения хозяин предложил чаю, а сам отлучился. Вернувшись, сказал, что президент ждет. Они прошли по коридору, куда-то поднялись, куда-то спустились и оказались в приемной. В кабинет провели без промедления. Президент был в рубашке, на спинке стула висел белый “дипломатический” бронежилет. Он поздоровался с посетителями за руку и предложил сесть. Вслед, в кабинет вошла высокопоставленная делегация. Ельцин спросил:

     -С какой задачей вы прибыли?

     -Силами парашютно-десантного батальона … тить… организовать охрану и оборону здания Верховного Совета. … обб…

     -По чьему приказу?

     -Командующего. …тв…

     -От кого охранять и оборонять?

     -От кого охраняет пост часовой? …прое… От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягающего на целостность поста и личность часового. 

     Президент таким ответом удовлетворился. Выразил озабоченность судьбой Горбачева. Потом начал расспрашивать, как относятся к перевороту Вооруженные Силы. В конце концов, велел пропустить батальон под стены здания и, распорядился собрать руководителей ополчения. Аудиенция окончилась.

     Через час доложили, что люди собраны и ждут. Комдив прошел в небольшой конференц-зал, где за длинным столом сидело человек сорок. Все – с повязками на лбах и рукавах, отличительных знаках командиров. Через несколько минут вошел президент. Поздоровался, поблагодарил всех за мужество и объявил, что на сторону восставшего народа переходит батальон под командованием генерала Чапаева. Его представил, рассказал, что надо делать, и предложил немедленно приступить к работе. К Василию приставили двух телохранителей: один русский, другой китаец. Русский страховал со спины, а китаец спереди.

     Еще минут сорок объясняли суть дела людям на баррикадах, а батальон тем временем сворачивал палатки и, строился в колонну.

     Весть о переходе батальона на сторону восставших была встречена с огромным энтузиазмом. Эйфория достигла наивысших пределов: вопли, размахивание флагами, гиканье и мат – все слилось в какую-то неповторимую какофонию. В такой обстановке батальон, с приданной ему разведротой, начал движение. Замысел: каждая из четырех рот прикрывает одну из сторон здания. Предстояло подняться с набережной, пересечь Калининский проспект, оставив, справа “книгу” сэва, по широкой дуге пройти к правому дальнему углу Верховного Совета, подняться на эстакаду и рассредоточиться вокруг здания. Такой марш обуславливался расстановкой баррикад. Чапай шел впереди головной машины, вокруг бушевала восторженная толпа. Этот чрезмерный энтузиазм только мешал делу. То все разом кидались разворачивать трубу большого диаметра, чтобы освободить проход, а в результате провернули ее на месте и кого-то придавили, то никак не могли разобраться с двенадцатиметровыми прутьями, то, сдернув одну мешающую доску, обвалили все остальные. Но, хотя и со скоростью один метр в минуту, батальон все-таки двигался.

     Направляющая рота уже замкнула дугу и поднялась на эстакаду, проследовала вдоль фасада к дальней стороне здания и приступила к организации обороны. Со второй произошел серьезный инцидент. Депутат СССР и РСФСР был отброшен в сторону чапаевским китайцем.

     -Провокация! Провокация! – закричали кругом.

     Не прошло и трех минут, как движение полностью застопорилось. На каждую машину буквально легла масса людей. Понадобились длительные переговоры со всей иерархией власти, чтобы понять безвыходность ситуации. Сопротивление ничего не хотело слушать. Тем временем появился Руцкой с порога заявивший, что технику под стены заводит не надо. Вопрос этот решен окончательно и уже согласован с президентом:

     -Поставьте часть машин на набережной, а часть – вон там! – он сделал неопределенный жест в сторону окна.

     -Или поставлю … ионизированный черт… машины, как сам согласовал с президентом, или верну их в исходное положение!

     После непродолжительного, но боевого пререкания вице-президент ушел разбираться к президенту. Минут через сорок вернулся Скоков и объявил, что президент утвердил решение вице-президента. Чапай, в ярости пошел проч. Пришлось еще преодолевать не угасшее сопротивление ополченцев, но машины согласно вновь утвержденному плану выстроились.

     Расставив по местам все БМД, красный конник организовал боевое дежурство. Тем временем просочились сведения, что один из батальонов, пытаясь взять под охрану здание Моссовета, ввиду назревающей конфликтной ситуации, отошел к стадиону “Динамо”. Другой батальон находится у телерадиокомпании “Останкино”. Обстановка там не ясная. Никаких распоряжений нет. Лично Чапаеву приказано убедиться, что охрана и оборона здания Верховного Совета организованна удовлетворительно, выдвинуться к стадиону “Динамо” и в Останкино. Проверить, все ли в порядке там, а затем ехать в Тушино. Убедившись, что дежурство налажено, люди накормлены и отдыхают, Василий поехал выполнять поставленную задачу.

     Завалившись спать. В половине шестого утра раздался звонок, на проводе был Пабло-мерседес:

     -Ты что …кот… натворил? Куда …ить… завел батальон?

     -Как куда? Куда приказано!  …ешь…

     -Ты меня неправильно понял.

     -У меня контора пишет, все фиксируется на бумаге. …жлоб..

     -Ну, ну, не горячись! …еть… В общем, ты сморозил глупость! Шеф не доволен.

     -Какой шеф?

     -Ну, какой, какой! Министр. …его папу в маму… Запомни: ты сморозил глупость. Езжай, и как завел батальон, так и выводи его. …шлеп… Солдат там распропагандируют, они повернут штыки в другую сторону. Понимать надо! …моксель…

     В восемь часов утра Василий уже снова был у Верховного Совета. Зашел в кабинет Скокова, сообщил, что получил приказ вывести батальон. Скоков выразил сожаление, что батальон так мало пробыл, сказал, что его будет не хватать, но, тем не менее, препятствовать отводу подразделения он не станет. Солдаты и офицеры уже совсем освоились среди защитников. К ним относились спокойно и дружелюбно. Охотно помогали проделать нужные проходы. Солдаты позавтракали. Батальон построился в колонну и двинулся в сторону Ленинского проспекта. В люки БМД и открытые окна кабин летели конфеты, пряники, червонцы. Тут командира настиг посыльный с приказом явиться к заму министра. Внезапно налетели журналисты:

     -Куда и зачем водили батальон?

     -Зачем выводят?

     -Кто вы такой?

     Чапай, сделал колоссальное усилие говорить цензурно, и  выразился неопределенно:

     -Рубить сукиных сынов!

     Кто эти сыны и за что их рубить, не уточнил.

     Уточнив комбату задачу, отмахнувшись от журналистов, поехал в Генеральный штаб. Пропустили внутрь беспрепятственно, видимо, ждали. Поднялся на пятый этаж и прошел в приемную Ачалова. Там встретил командующего, тот отозвал в сторону:

     -Ты готов?

     -Готов.

     -Ну держись!

     Тут в комнату влетел подполковник:

     -Красного командира Чапаева вызывает министр обороны!

     Василий последовал с ним по длинным коридорам в кабинет министра. Порученец доложил. Чапай, вошел и представился. Министр неотрывно смотрел на гостя несколько секунд, потом сказал:

     -А мне доложили, что ты …рот натяни на ногу… застрелился!

     -Не вижу оснований, товарищ министр.

     Министр взорвался. Он выразительно охарактеризовал умственные способности и наличие информации у тех, кто ему докладывал, и разрешил идти.

     В приемной Ачалова порученец передал приказ “Ждать!” Ждать пришлось минут пятнадцать; пригласили в кабинет. За длинным столом сидело несколько десятков человек. Ачалов расхаживал по кабинету. Он пригласил Василия пройти во главу стола и сесть на его место. Слева, первым, сидел генерал армии Варенников, справа, весь взъерошенный командующий. Сидели командир “Альфы” Карпухин и еще инкогнито.

     Командующий вскочил и сказал:

     -Вот Василий Иванович, он длительное время находился у стен здания Верховного Совета, пусть он доложит.

     Чапай, стал докладывать, что у здания находится до ста тысяч человек. Подступы к зданию укреплены многочисленными баррикадами. В самом здании – хорошо вооруженная охрана. Любые силовые действия приведут к грандиозному кровопролитию. Дальше докладать не дали, оборвал Варенников:

     -Генерал, вы обязаны быть оптимистом. А вы приносите сюда пессимизм и неуверенность.

     Походив еще немножко, Ачалов объявил, что все ясно, обсуждать больше нечего, и закрыл совещание. Люди стали расходиться. Командующий приказал Василия держать его в курсе. Ачалов приказал остаться Чапаю, командиру “Альфы” и заместителю командующего Московским военным округом. В это время вошел министр обороны в сопровождении маршала Ахромеева. Спросил: “Как дела?” Ачалов доложил, что всем все ясно, все убыли по местам. Министр что-то еще спросил и предложил провести рекогносцировку подступов к зданию.

     Василий с Ачаловым спустились вниз, сели в машину Карпухина и поехали. Водитель – в гражданской одежде, Василий – в камуфляже, Карпухин – тоже, но без погон. Прокатились вокруг здания, без конца натыкаясь на ямы, баррикады и бетонные блоки. Потом выехали на противоположный берег реки. Вышли, покурили, полюбовались еще раз зданием, ощетинившемся бревнами и арматурой.

     -Ну, что? Возьмешь вертеп? – спросил Ачалов.

     -Возьму.

     -Как?

     -Стены полированные, потолки пластиковые, полы паркетные, ковры, мягкая мебель… С двух сторон в здание вгоняются тридцать ПТУРов без особого ущерба для окружающей толпы. Когда вся эта роскошь начинает гореть, дымить, и в пожаре сольются лаки, краски, полироль, шерсть, синтетика, подтянутые автоматчики начнут расстреливать выпрыгивающих из окон.   

     -Молодец! Набросай план на бумаге.

     Чапай, набросал за пять минут, прямо на листе крупномасштабной карты тупым простым карандашом. Фасад и правую сторону здания отвел для блокирования дзержинцам, левую и тыльную сторону – тулякам. За дзержинцами поставил “Альфу”, а бригаду спецназа “Теплый стан” и часть тульской дивизии вывел в резерв.

     Ачалов остался доволен, направил посоветоваться с Громовым, командующим внутренними войсками. Рассматривал план не более двух минут и тоже одобрил.

     На обратом пути притормозили возле двух стоящих в колонне танков. По каждой машине ползала свора мальчишек. На броне, свесив ноги, сидели экипажи пьяных солдат.

     По прибытии в Генштаб получил от командующего приказ:

     -Я тебя не зря учил, Василий Иванович!.. Я тебе всегда верил и замечательно, что не ошибся. Сделаем так: ты сам, лично, поедешь в бардак и найдешь возможность довести до сведения уродов, что блокирование возможно, и штурм начнется в три часа ночи. Потом уедешь в Медвежьи Озера и, будешь руководить прибытием двух полков Болградской дивизии.

     Чапай, уже понял суть дела. Никто из высоких начальников не желал брать на себя отдачу приказа на штурм, и очень было бы важно спровоцировать его, Чапаева, самолично ввязаться в бой. Потом, при любом исходе все преступления можно свалить на него, а лавры отобрать.

     В Медвежьих Озерах царил полный хаос. Офицерами госбезопасности были задержаны, доставлены в бригаду и сданы на хранение четыре человека. Один из них был Гдлян. Инструкции на предмет содержания оставлено не было. Гдлян срезу же заявил протест, потребовав адвоката и предъявления ему обвинения. До этого объявил голодовку. Самолеты с войсками сбивались с графика, шли вразнобой, заявлялись и садились не на те аэродромы. Подразделения полков смешивались, управление частично нарушалось. Выяснилось что “Альфа” ни в блокировании, ни в штурме принимать участия не будет. Дзержинци саботировали приказ, спецназ “Теплый стан” вообще, куда то пропал. Ни по каким командам связи на нее невозможно было выйти. Свирепая мощь, жестокость тоталитарного государства расползалась по швам из-за нерешительности высшей власти. Те несколько жертв, которые погибли в ночь штурма – вот и все, что смог сделать некогда могущественный монстр.

 

     Генка Янаев “сделал под себя”, министр внутренних дел застрелился, остальные ринулись к Горбачеву просить защиты, ведь не по своей же воле… Горбачев включил запасной вариант: поскольку документов джентльменского договора не существовало, записи совещаний отсутствовали, можно сделать удивленные глаза. Пришла в голову идея содержания под арестом. Все пойдет! Любая лабуда! А Ельцину брехня на руку, для него сейчас главное закрепить победу. Еще пару месяцев и Горби, отправится в отставку.

     Войска, так до конца не понявшие, в чем это они поучаствовали, возвращались в пункты постоянной дислокации. Солдат и офицеров встречали, как героев. Они крутили головами, пытаясь понять, в чем состоит их героизм, но славословия принимали благосклонно и от подарков не отказывались. Всевозможные сувениры возили грузовиками. В городах царила эйфория вырвавшейся на свободу демократии. Вернувшись в Тулу, Чапаев сразу угодил в разливанное море радости. Его поздравляли, обнимали, благодарили. С ним пытались фотографироваться. Ему предлагали расписаться на сдаваемом в музей государственном флаге РСФСР. Радикально-демократически настроенные граждане не исключали арестов. Отовсюду, радостно жужжа, как набравшие нектар пчелы, слетались всевозможные добровольные и штатные соглядатаи: 

     -Такой-то вечером на уазике вывез два ящик – надо разобраться!

     -Этот унес очень толстый портфель!

     -Там в гараже предположительно то-то!

     Во всей этой атмосфере было что-то нечистое. За версту несло самым низкопробным фискальством, доносительством, сведением под шумок личных счетов.

     Двадцать третьего августа в Туле был митинг, для чего была задействована паперть обкома КПСС, теперь уже бывшего. Народу собралось тысячи четыре. Батюшка торжественно освятил громадное полотнище нового российского флага, и под российский гимн он взметнулся на флагштоке над обкомом. Ораторы говорили о наконец-то павшем ненавистном режиме; о свободе, о новой эре. И от всего этого так гадко сделалось в душе у Василия Ивановича, так муторно, как не бывало в самое черное похмелье. Вот этого попа он, кажется, когда-то вешал, а новое знамя топтал, митинги разгонял… Где смысл? Где логика? Почему стали изгонять из армии комиссаров-политработников?

 

     Использовав Горбачева, для разгона Верховного Совета СССР, Ельцин решил избавиться и от него самого.

     -Горбачев! Давай возьмем быка за коки и резанем правду-матку. Пресса моя, армия моя, милиция, прокуратура мои. Общественное мнение на моей стороне. Меня поддерживает Верховный Совет России. Если ты не уйдешь сам, мы устроим показательный процесс с обвинением тебя в государственной измене. Члены ГКЧП горят желанием отомстить тебе за лож; мы докажем, что именно ты был инициатором путча.

     Горбачев счел за благо принять предложение.

 

     В июне девяносто второго года с новой силой разгорелся вооруженный конфликт в Приднестровье. Количество убитых исчислялось сотнями, раненых – тысячами, беженцев – десятками тысяч. Чапай, вылетел на Тирасполь. Волна демократии дошла уже до самого низа, отлаженный механизм подчинения начинал буксовать. Василию было лестно повышенное внимание столичной прессы. Он стал одной из немногих фигур, за которой постоянно следили. Самогон славы ударил в голову, фантастические карьеры столичных политиков манили. Войдя в конфликт с Министром Обороны, он был переведен за штат, готовя одновременно себе политическое будущее.

     Избавившись от Горбачева при помощи ВС России, Ельцин решил избавиться и от самого Совета. Заколдованное здание на Краснопресненской набережной, так долго манившее к себе штурмующие колонны дождалось таки их. Расстреляв его кумулятивными снарядами, порезав пятьсот человек, он стал единоличным диктатором с демократическим хобби. Нашлись радостные геббельсы взявшиеся за пропаганду. Доктор Свинадзе, ведущий аналитическую программу “Зеркальное трюмо”, убедил общественность в том, что обстрел велся железными болванками, а погибло пара-тройка недотеп.

 

     В девяносто шестом году Ельцину предстояли перевыборы, подтасовать, которые, он не имел возможности. Его предвыборный штаб прикинул, что у него, с его оппонентом господином Фон-Зюганом голосов поровну. Тогда разыграли известный в мире уже сто лет трюк. Для прохождения одного из кандидатов, необходимо найти и выдвинуть третьего, заранее непроходного кандидата, который сам того не подозревая, отберет голоса у конкурента. Подошел Чапаев. Соответствующие люди его нашли, дали денег восхваляя личность до небес, помогли написать книгу о себе, выпустили предвыборные ролики, выделили консультантов. Ельцинский штаб денег не жалел. Туповатый комдив развил бурную предвыборную деятельность, всерьез вообразив себя будущим президентом. Прошло по писанному, расчеты оправдались. Перед вторым туром Василия пригласили в Кремль и приласкали. Закружилась голова, щелкнул каблуками и отдал честь за место Секретаря Совета Безопасности. Должность не малая, похожая на вице-президентскую. За это выступил на митинге, комкая в руках папаху, призвав поддержать Ельку.

     Вождь переизбрался, а новый секретарь энергично принялся развивать успех. Взял и заключил, безобразник, договор с мятежной республикой всем назло.

     Переговоры с главарями проходили в селе Новые Атаги:

     Чапаев: …Пришлось просто-напросто нагавкаться по телефону, чтобы привести ситуацию к тому положению, в котором она сейчас находится. Совершенно искренне хочу вывести отсюда войска. Я считаю, что это очень неправильно, когда лучшие солдаты убивают друг друга в грешной войне не из-за чего. И нет здесь военного решения проблемы данного народа. Надеюсь, потребуются наши совместные серьезные усилия, ибо врагов у меня серьезных в Москве, есть подозрение, побольше, чем у вас. И все хотят, чтобы война не прекращалась. Все желают мне политического поражения. Я полагаю, вы достаточно хорошо осведомлены о том, что, начиная с декабря девяносто четвертого года, я, еще, будучи командующим армией, эту войну костерил всячески.

     Тогда это было очень важно для меня, - я не стеснялся в выражениях, правда, не многого добился, но тем не менее. А сейчас я еще более укрепился, уже лично познакомившись, в мысли, что ее надо прекращать жестко и уверенно.

     В то же время какие-то глобальные действия, как показывает практика, сразу все остановить не получится. Поэтому делаем этот первый, пусть не очень уверенный шаг, - то будут временные взаимные гарантии.

     Теперь можно обсуждать, что-то предлагать друг другу по ситуации. Готовы ли вы к такой методике по маленьким шажкам? Или у вас другое мнение?

     Масхадов: После нашей встречи появилась какая-то уверенность, что это уже реальный разговор. И, может быть, придем здесь к какому-то результату.

     Сразу же, как только мы разъехались после встречи с Пуликовским, Удугов дал приказ всем нашим бойцам прекратить боевые действия. Вместе с Пуликовским согласованы все вопросы о реальном выполнении тех договоренностей, которые были достигнуты между нами: проверить первый шаг, прекратить стрельбу, отвести воюющие стороны на безопасное расстояние. Я так и сказал, когда мы встречались.

 

     Ельцину, на пике популярности, было не удобно убрать Василия не врубавшегося в специфику. Война, конечно, отвратительная вещь. Но и мир можно заключать не со всеми. С тараканами, например, его не заключишь – не тот уровень понимания. И с этими боевиками не заключишь, не всасывают они разумные речи. Поставить их на место можно только сталинскими методами, а методы эти локально не применить. Или везде или нигде. Но образовавшуюся щель в истории России между ее бесчисленными тоталитаризмами жалко было бы так быстро закрывать. Как говориться – день год кормил. Чапаевская полумера помогла оттянуть возвращение ночи; правда, сам комдив очень бы справился с ролью Сталин.

     Убрали его, распространив клевету о подготовке переворота. Формировал де “русский легион”, - фашист, узурпатор. Формировал он его, как формируют в армии всякие подразделения, с ведома Генерального Штаба и, применить мог, для захвата власти так же, как любую другую боевую единицу. Но он поленился объяснять детали, нелепость обвинения по тому, что будь возможность устроить захват, – устроил бы. Публичный политик обязан углубляться в подробности. Его предали, а он не был столь утончен, чтобы вовремя принять меры. У него имелась возможность в прямом телевизионном эфире опровергнуть по пунктам лож, переломить ситуацию. Вместо этого зрители увидели страшно волевого человека “себе на уме”, хотя прост он был, как теннисная ракетка. 

     Совсем недавно Чапаев был одним из самых влиятельных людей России, и многие считали, что он в конце этого столетия возглавит страну, писала “Санди Таймс”. Но уже при заключении соглашения о выводе российских войск из Чечни имя Чапаева, положившего конец одному из самых тяжелых конфликтов со времен Второй мировой войны, даже не было упомянуто, подчеркнула газета. По мнению обозревателей, если Кремль будет продолжать нынешнюю политику, Чапаев, которого считали возможным приемником Ельцина, останется в забвении на долгое время. Уже сейчас московский истэблишмент считает Чапаева “политически мертвым”, передавало Международное французское радио.

     Между тем, Би-би-си привела данные недавнего опроса общественного мнения, согласно которому бывшему секретарю СБ РФ доверяют 50 процентов россиян, а “Радио Свобода” обратила внимание на ежегодный опрос ВЦИОМ, показавший, что Чапаев – самый популярный политик в РФ за год. “Вашингтон Таймс” указала, что кроме своих действий в Чечне, генерал вызвал симпатии россиян спартанским образом жизни: живет в скромной трехкомнатной квартире и ездит в общественном транспорте, не пьет и не берет взяток. Но на данном этапе народная поддержка значит немного, поскольку следующие президентские выборы состояться не раньше двухтысячного года. По мнению профессора Принстонского университета Коэна, время проведения следующих президентских выборов может стать важнейшим фактором для Чапаева: “Если выборы состоятся раньше срока, у Чапаева большие шансы одержать победу, так как он сегодня – самый популярный политик в России”.

     “Голос Америки” привел слова лидера партии “Маразматический выбор России” Мальчиша-Плахиша, полагающего, что по российским стандартам четыре года – очень длительный период. За это время можно оказаться полностью забытым и потерять связь с электоратом.

     “До сих пор политика отставного генерала нередко напоминала полет неуправляемого снаряда, - писала “Нью-Йорк Таймс”. – За его прямотой стояли незнание экономики и склонность к ультрапатриотическим лозунгам”. Теперь же Чапаев, по словам “Немецкой волны”, стремится произвести благоприятное впечатление прежде всего на “новых русских”, доказать им, что во время своей недавней поездки в США он смог убедить потенциальных американских инвесторов в том, что, приди он к власти, его режим не будет враждебен бизнесу.