Глава 16

Командир

 

     Капитан Ахав, персонаж американского писателя Германа Мелвила из знаменитого Мобби Дика, сидел в своем кабинете за двумя или тремя кондиционерами, пританцовывая, постукивая концом перевернутой чернильной, глазурованной ручки, с косым обрубком на сужающемся конце. Тонкая, длинная, изящная пара их торчала рогами, закрепленная в настольном приборе. Ахав, кривлялся ими, черно-чернильными на многочисленной документации, на пуантах пляшущими подписями. За кондиционеры, он попал через двухгодичный срок всеобщей воинской обязанности, о первом годе которой у него осталось единственное воспоминание, как о времени, когда хотелось только есть, и спать, и ташкентское общевойсковое училище имени кого-то. Там, он стал старшиной. Милютин раскопал и обнародовал этот факт. Ныне ему, полковому змей-горынычу меньше сорока.  Его называли командиром, - словом, обладавшим фундаментальным, универсальным благозвучием, в чьих бы устах оно не рождалось.

     Ахав, - Буханец Иван Яковлевич, - выходил в коридор, и разносил фортиссимо по отдаленным закоулкам: “Ток марсель – на бом брамсель и на бром бизань стеньгу! Принайтовить, табанить, привести к ветру! Спустить вельботы, - разрази вас гром!” Он открывал дверь в коридор, и иногда с любопытством наблюдал за чем ни будь, или ни чем не происходящим. Захлопывал ее, посвистывая и, в полковничьим кителе хмурый, или в трикотажном костюме веселый, спускался вниз. Бегал с теннисной ракеткой по корту в белых накрахмаленных трусах, белоснежной маячке, в белоснежных же спортивных тапочках, отрабатывая драйв с единственным человеком, могущим быть его партнером, - гнедым, колыхающимся замполитом.

     Под штабными окнами заводился автомобиль военного образца, командирский джип. Негромко, быстро фыркал и тихо гудел. Это был хороший знак, по тому, что свидетельствовал о скором удалении потенциальной опасности, об удалении машины и хозяина. Ибо эти две вещи, с известной поправкой, можно считать неразлучными. Ахав, ехал в город, где жил в хмуром, облупленном доме двух этажей. Человеку, знающему странноватые перверсии отечественного быта, сразу станет понятно, что данный, на первый взгляд еще более заурядный, чем все прочие дома дом, предназначается элитарным владельцам. И за облупленными пластами зеленой побелки, за обветшалыми лоджиями с мебельным хламом, полиэтиленовой картой страны, которой почему-то не хватило места в комнатах, кроются крупногабаритные покои. Быть может, даже двухэтажные, со всеми удобствами малого числа соседей.

     Ахав, прокладывал курс корабля в своей каюте.

     - Кто там? – спросил он, заслышав шаги. – Вон! На палубу!                              

     - Капитан Ахав ошибается; это я – сказал начальник штаба подполковник Черных. – В трюме масло течет, сэр. Нужно вскрыть трюм и выкатить бочки.

     - Вскрыть трюм и выкатить бочки? Теперь, когда мы уже подходим к Японии, оставаться здесь на неделю, чтобы залатать охапку старых ободьев?

     - Либо мы сделаем это, сэр, либо за один день потеряем больше масла, чем сумеем быть может, накопить за год. То, ради чего мы проделали двадцать тысяч миль, стоит сберечь, сэр.

     - Да, так; если только мы это получим.

     - Я говорил  о масле в нашем трюме, сэр.

     - А я вовсе не говорил и не думал о нем. Ступай! Пусть течет! Я сам весь протекаю. Да! Течь на течи; весь полон худыми бочонками, и все эти худые бочонки едут в трюме худого корабля; положение куда хуже, чем у “Пекода”. И все-таки я не останавливаюсь, что бы заткнуть свою течь; ибо как ее найти в глубоко осевшем корпусе, да и можно ли надеется заткнуть ее, даже если найдешь, в разгар свирепого шторма жизни? Черных! Я приказываю не вскрывать трюма!

     - Что скажут владельцы, сэр?

     - Пусть владельцы стоят в Нантакете на берегу и пытаются своими воплями перекричать тайфун. Что за дело до них Ахаву? Владельцы, владельцы. Что ты все плетешь мне, Черных, об этих несчастных владельцах, будто это не владельцы, а моя совесть? Пойми, единственный истинный владелец – тот, кто командует; а совесть моя, слышишь ли ты? Совесть моя в киле моего корабля. Ступай наверх!

     - Капитан Ахав, - проговорил побагровев НШа, сделав шаг в глубь каюты с такой странно почтительной и осторожной отвагой, которая, казалось, не только избегала малейшего внешнего проявления, но и внутренне наполовину не доверяла самой себе.

     - Дьявольщина! Ты что же, осмеливаешься судить меня? Наверх!

     - Нет, сэр, я еще не кончил. Я умоляю вас, сэр. Да, я осмеливаюсь, – будьте снисходительнее. Разве нам не надо получше понять друг, друг Ахав?

     Ахав выхватил заряженный мушкет из стойки и, направив его Черныху в грудь, вскричал:

     - Есть Бог – властитель земли, и один капитан – властитель в/ч 25717. Наверх!

     - Ты обидел, но не оскорбил меня, сэр; и все-таки я прошу тебя: остерегись. Не Черныха – ты бы стал только смеяться; но пусть Ахав остережется Ахава; остерегись самого себя старик.    

     Так Буханец-Ахав разговаривал со своими помощниками, заместителями, и вообще всеми подчиненными ему офицерами. С солдатами он разговаривал еще проще: “Лысый, ты почему лысый?”, или “ Я уволю всех негодяев, но если негодяй сержант, - он уволиться последним!”. Обладая генеральским характером, он даже не боялся конфликтовать с начальством. Получил выговор за сдержанное слово уволить полкового кочегара в первый день, по выходе приказа Министра Обороны. Какие нежные чувства жили в такой, с виду заскорузлой душе? Любил ли он кого-нибудь? Уважал? У него была жена и дочь. Жене он подарил на очередной день рождения бриллианты. Она ему, новейшую модель автомобиля марки “москвич”. Так говорили в полку. Но одновременно, он приказал зачислить в штат молоденькую медсестру, с которой, по слухам, имел шашни. Будто бы с Черныхом, и его содержанкой, тоже юной мед работницей, они тешились на пикнике, в тайне от жен.

     Выдался скучный, летний денек, воскресение. Замполит и Бухан, маялись бездельем. А на ту пору, приехал в часть пронырливый фотограф. Шныряет он перед очередной демобилизацией на собственном автомобиле, возит реквизит. Дембеля любят сниматься на память в позе Рембо. Фотограф ордена прилепит, автомат деревянный даст, пейзажик картонный поставит, в скафандре, если надо, снимет, с Министром Обороны совместит. Хочешь - сверху, хочешь – снизу. Деньги загребает, - машина проседает от тяжести. И для получения благословения, ставит командиру многолитровую бутыль самогона. Скука слетает с суворовых. Подключив запотыла, они, протаскивают бутыль через окно валериной продслужбы, зовут фотографа. Стремительно опустошают. В прекрасном настроении, Бухан выходит в палисадник, считать листья на деревьях. Видит, старшина девятой роты идет. Остановил. Двадцать раз приказал пройти мимо, строевым шагом. Бравый старшина, с первого раза отмаршировал на отлично. Все удивлялся потом неадекватному поведению полкана.

     Интеллекта для армейской среды, Иван Яковлевич был высокого. Таких же амбиций. Писал рапорта с просьбой послать в кипящий котел Афганистана. Там звездочки и зарплата идут быстрее. Когда случался крупный скандал, драка, на пример, между ротами постоянного состава после отбоя, или перепившиеся краденым спиртом старослужащие угоняли БМП, что бы покататься по степи, он строил постоянников перед штабом, и, кривляясь на франтоватых сапогах, читал лекцию о вреде алкоголизма.

     - В Японии автоматы с водкой прямо на улицах стоят, стакан копейки стоит. Можно за десять минут всю Японию напоить! Но этого же не происходит.

     Он действительно внушал уважение и страх. Но вопрос: совместимы ли страх и уважение? Есть сведения, что всенародно любимый маршал Жуков, выполняя приказ взять Берлин к первому мая, положил лишний миллион солдат. Наверное, то был не единственный подвиг легендарного полководца в плоскости этики. Это нормально? Он действительно герой, а не преступник? Конечно, командир должен быть волевым, слугой царю, отцом солдатам. Он может даже выйти из солдатской среды. Но разве извинительно, хамское поведение Бухана, или жестокость Жукова, на таком основании? Многие скажут, что в армии по-другому нельзя, и будут правы. Армейские пороки коренятся в народной психологии. Командиры такие по тому, что народ такой.

     Щеголеватый офицер, отличник боевой и политической подготовки, часто прошедший огонь сражений, приезжает в военную академию, в Наро-Фоминске. Там ему, как новобранцу, духу, дают задание убрать территорию академии. Без всяких инструментов, голыми руками. Какой отклик даст сердце офицера на подобное унижение? Точно такой же. Подобное, порождает подобное.

     Командирам не ниже уровня полка, необходимо освоить гипнотический взгляд. Взгляд спокойный, загадочный, который парализует подчиненного. Барин, абсолютно властный над тобой, смотрит на тебя и не понятно, что скажет. Посмеется, или накажет. У Бухана, смотреть получалось отлично.